Иногда смотришь на человека, и понимаешь, что за его внешностью, словами и поступками скрывается что-то иное, скрытое от простого взгляда, запрятанное в самой его сущности, но та маска, что он носит на себе, скрывающая от окружающих его настоящее «Я», становится для этого человека привычным и естественным, она заменяет его душу. Надевая маску снова и снова, человек уже не в состоянии ее снять, она становится его реальностью, запирая внутри его истинное лицо. Так происходит почти со всеми, но мало кто об этом задумывается, каждый находит отговорку, говорящую о том, что по-другому нельзя, нужно притворяться, обманывать, делать вид, что тебе все равно или наоборот, изображать мученика, это необходимо, чтобы выжить. Но такие люди не понимают главного – надевая маску, они всего лишь выживают в этом жестоком мире, но не живут, они спрятаны внутри себя, закованы в оковы своего разума, их идеалы диктуются той маской, которую они на себя надевают, и немногие способны увидеть это. Жизнь – это бесконечный маскарад, жестокий и безжалостный, где балом правят те, чья маска оказалась страшнее и внушительнее, те, кто продал душу в рабство своей маске… Я посмотрел на бандитов, что толкали меня вперед, не упуская возможности поиздеваться надо мной. Каждый тычок, усмешка, удар сопровождался громогласным смехом громилы и хриплым хихиканьем долговязого. Они считают себя хозяевами положения, вершителями судеб, их маска стала их сущностью, их радостью и весельем стало насилие и жестокость,  их жизнью стали страдания и смерть других. Они могли быть другими, но однажды надев на себя маски злодеев, они стали ими, потеряв себя, им уже не вернуться назад…

Но третий бандит, Дрыга, был другим, в нем я видел нечто иное. В отличие от своих подельников он был пропитан жестокостью и злобой насквозь, его ненависть была настоящей, идущей от самого его существа. Он не носил маску, он был самим собой, страсть к убийствам и кровопролитию чувствовалась в каждом его движении, слове, жесте, взгляде, словно он был не человеком, а демоном из суеверий религиозных фанатиков, адским псом, терзающим человеческие души. Дрыга наслаждался чужой болью в отличие от Бронка и Стропилы, делающих вид, что им нравится то, что они делают. Их мотивы просты и понятны – нажива, добыча, веселье, страх. Но мотивы Дрыги были гораздо глубже, они исходили из самой его сущности…

Но не это было самым пугающим. Я вдруг отчетливо осознал, что являюсь таким же. Боль, страдания, кровь – все это не пугало меня, не вызывало во мне чувство отвращения, не было чем-то неправильным, наоборот, картина убийства, пыток, жестокости по отношению к моим захватчикам вызывала во мне внутренний восторг и жгучее желание осуществить это в реальности в самой извращенной форме. Я понимал, что ненависть заполоняет меня изнутри, и причины ее не столько в том, что мне сделали больно и меня унизили, а в том, что я на самом деле такой – прирожденный палач, который не просто убивает и пытает, но и при этом получает удовольствие от этого. Моя маска – это притворство сострадания и доброты. В отличие от Бронка и Стропилы такую маску очень легко сбросить, ведь это маска слабости и заблуждения, ее слабость в том, что она не вписывается в маскарад под названием жизнь, а тот злобный демон, что скрывается в таких, как я или Дрыга, правит этим маскарадом…