Я родился в самом странном городе на земле, чье название переводится  с языка предков как безумный город. Элизиум стоит на вершине высокой скалы, протягивая свои шпили к небесам, и солнце нещадно сжигает его закованные в мрамор улицы. Десятки каменных мостов соединяют город в единое целое, разделенное ущельями на несколько отдельных областей - пик королей, торговые поля, соборная площадь, квартал утех. На центральной площади посреди торговых полей цирковой шатер отбрасывает тень на молельню, и священники уже в который раз напоминают актерам, что цирк назван бродячим не просто так. Толстый бородач с цепями на руках, весящих не менее десяти пудов, вежливо кланяется раздраженному священнику и обещает, что может быть, в конце следующего месяца цирк покинет город, но вечернее представление вновь взрывает Элизиум возгласами удивления и восхищения, и цирк продолжает скрывать в тени святое место.

Из величественного храма, стоящего в центре соборной площади, украшенного сидящими на шпилях каменными горгульями, выходит верховный инквизитор города, так похожий внешне на изваяние мертвого героя, хранящего покой аллеи славы серебряного легиона, пролегающей в стороне. Он величественно прохаживается по каменной мостовой, щурясь от яркого солнца, а позади инквизитора в тени высоких кипарисов, растущих прямо из скальной породы, бесшумно шагают практики в черных робах с капюшонами, скрывающими их лица от посторонних. Святая инквизиция вышла на охоту, и вскоре на площади плача разгорится костер, уносящий в небытие очередную ведьму. Единственное зрелище, способное затмить виртуозное выступление гимнастов бродячего цирка. И совершив свой ритуал, инквизитор призовет людей к смирению и покорности, к соблюдению десяти заповедей и расскажет про кару господню, вершимую руками избранных. Уже через час люди забудут о судьбе несчастной торговки рыбой, вся вина которой в грубом слове, что проронила в адрес излишне мнительного священника. Торговец из соседней палатки давно мечтал избавиться от слишком бойкой конкурентки, и теперь он быстро окупит деньги, переданные на нужды церкви.

 На пике королей стоит самый высокий и красивый дворец Элизиума, из его украшенных резьбой окон открывается чудесный вид на весь город, сверкающий в лучах утреннего солнца. Отражение золотых куполов многочисленных храмов ослепляет любого, кто посмотрит на них, музыкой звучит колокольный перезвон, возвещающий об очередной молитве. Из всех храмов особо выделяется самый старый и величественный, стоящий ближе всех к зданию городского совета, бывший храм кровавого бога древности Молоха, которому приносили в жертву младенцев. Как мало нужно, чтобы забыть прошлое - сменить изваяния на статуи святых, перерисовать фрески, убрать с крыши одни купола и установить другие...

 Лорд-герцог стоит на балконе своей резиденции и наблюдает свысока, как далеко внизу, в окружении каменных стен суетятся люди, так похожие на муравьев. Десятки повозок, нескончаемое число торговцев, жулики всех мастей. На другом краю города, в квартале утех вовсю веселятся сотни горожан, двери трактиров раскрыты днем и ночью, из окон дворца, что выкрашен в розовый цвет, доносятся стоны и оханья неутомимых тружениц публичного дома, известного на много верст вокруг своими незабываемыми услугами и морем удовольствия, что получит каждый, заглянувший внутрь. Иногда с сифилисом, если денег у посетителя хватило только на самых никчемных женщин.

 Ночная жизнь города полна сюрпризов и опасностей. Сообщество воров и убийц, именуемое синдикатом, принимает управление улицами города в свои руки, и лишь элитные районы, стоящие вблизи пика королей, могут спать спокойно, охраняемые городскими стражниками. Что касается узких улочек квартала утех, то они находятся в царстве грабежей и насилия, и почти каждое утро на дне городской канализации или в одной из сточных канав обнаруживается новое тело очередного бедолаги, ставшего добычей воровского сообщества. Очередной повод для инквизиции запустить свои когти в жизнь простых граждан, прикрытый стремлением навести порядок и сосредоточить власть в своих руках.

 Город подобен огромному организму, где по артериям течет жизнь, бьется сердце в центре торговой площади, управляемое с вершины пика королей. И лишь в самом темном уголке царит тишина – в стороне от жилых районов и торговых полей, огражденное от мирской суеты и дворцовых интриг, стоит угрюмое кладбище. Огромное, разделенное на две части – для богатых и бедных, с небольшой часовней у входа – оно хранит покой усопших. А позади него, на вершине лысой скалы расположено самое загадочное и ужасное место безумного города – печально знаменитая башня Весельчака. Окруженная высоким частоколом, построенная из черного кирпича, с бойницами на крыше – настоящая крепость, ставшая домом для умалишенных и одержимых. Крики и стоны безумцев тонут в ее хмурых стенах, сотни голосов прорываются наружу сквозь маленькие решетчатые оконца, звуча подобно шепоту и  наводя страх на любого, кто окажется поблизости. Десятки стражников охраняют Весельчака днем и ночью, единственные ворота наглухо запечатаны, и лишь приближенные церкви могут пройти внутрь. Несмотря на близость к городскому кладбищу, за высоким частоколом башни установлен свой склеп - даже после смерти обитатели Весельчака остаются в нем. Мой прадед когда-то давно был смотрителем этой башни, но покончил с собой, не имея на то объяснимых причин, бросившись в бездну прямо с висячего моста, соединявшего башню с внешним миром, породив своим поступком целую вереницу домыслов и жутких историй. С тех пор никто из моей семьи не приближался к Весельчаку, опасливо обходя его за версту. Черное пятно на карте Элизиума, настолько темное, что все остальное меркнет по сравнению с ним…

 Мой дом находился в средней части города, рядом с поместьями глав торговых картелей, по соседству с усадьбой легата Кроммеля, командующего имперским легионом, расквартированном в Элизиуме. Не могу сказать, что мы жили в роскоши, но и бедной мою семью не назовешь. Отец возглавлял гильдию архитекторов и строителей, именно из под его руки вышли планы трети городских сооружений, построенных в последние годы. В отличие от дяди Бартоломью, специализировавшегося на постройке поместий для знати, отец занимался самыми сложными и неблагодарными сооружениями - городской канализацией, дорогами, системой водопроводов и еще многими вещами в таком духе. Он постоянно спорил с Бартоломью, требуя надлежащего отношения к своей работе, но алчный дядюшка только пожимал плечами и делал все по-своему. В итоге отцу зачастую приходилось доделывать работу за своего никчемного шурина.

 Отец мало уделял мне своего внимания. Он постоянно повторял, что нужно содержать семью, и это намного важнее, чем бессмысленные сентиментальности. Но я знал, что причина его отношения ко мне не только в его маниакальном трудолюбии. Отец сторонился меня, прячась за работой от реальности. С рождения мой разум находился во власти ночных кошмаров, превращая беззаботное детство в один сплошной ужас. Каждую ночь детская спальня разрывалась от криков и безудержного плача, и отец не в силах был помочь. Он водил меня к целителям, показывал священнику, но они лишь пожимали плечами, говоря – когда-нибудь это пройдет. Но кошмары не отступали. В своих снах я оказывался в жутком месте, наполненном болью и страданиями, и всегда сны заканчивались одинаково. Очередной демон настигал свою жертву и рвал на куски, наслаждаясь каждым мгновением ее мучений. Я воспринимал не только ужас от увиденного, от мерзкой зубастой пасти, жадно вгрызающейся в плоть, вся боль и ощущения были не менее реальными. Снова и снова я переживал муки смерти, пропускал через себя весь ужас бессмысленного бегства и страдания предсмертных агоний. И проснувшись, трясясь от страха, прячась под одеялом, я видел их, дышащих паром, с горящими от голода глазами повсюду, куда бы не упал  взгляд - в тени комода, в отражении зеркала, в форме ветвей старого кипариса, что склонился в печали над окном. Я медленно сходил с ума, превращаясь из обычного ребенка в душебольного. Я пытался не спать, держа разум в напряжении, но выдержки хватало не более, чем на три ночи, и усталость брала свое, унося в преисподнюю, обретая на бессмысленную смерть в когтях очередного демона.

 Лишь тетушка Анетта жалела меня, утешая всегда и везде, когда оказывалась рядом. Она обладала чудесным голосом, и ее пение успокаивало, снимая на мгновение все горести и печали. Она любила меня таким, какой я есть, в отличие от остальных. В каком-то смысле она заменила мне родную мать, не перенесшую тяжелых родов, неся меня на свет, подарив те мгновения любви и нежности, которых я был лишен...

 Смертность женщин в нашей семье успела стать обыденным явлением, выходящим за рамки случайности. Мой дед и отец не знали матерей, Корт тоже появился на свет наполовину сиротой, и возможно именно отсутствие материнской ласки превратило его в пьяницу и дебошира в свои двадцать лет. Велесу было чуть больше пяти, когда родился Корт, "погубив" их общую мать, и в глубине души Велес ненавидел брата за это.

Отец легко перенес смерть своей первой жены, что неудивительно - брак по расчету в наши дни такое же обыденное явление, как дождь в летнюю ночь. Зачастую родители сами выбирают наше будущее, и ты впервые видишь свою невесту у алтаря. Брак по любви возможен лишь тогда, когда ты независим от прошлого и настоящего, или настолько теряешь голову от чувств, что готов поставить свое будущее на карту. В случае с отцом имели место оба момента - он стал известным архитектором, весьма обеспеченным членом общества, влиятельным аристократом, и на чужое мнение попросту мог наплевать без последствий. Мою мать он любил фактически с рождения, но не мог приблизиться к ней, поскольку стоял на несколько ступеней выше по рождению. И когда представился шанс, он не преминул им воспользоваться.

Отец в глубине души ненавидел меня за смерть матери, так же, как Велес ненавидел Корта, и возможно именно поэтому я живу с именем грешника, ставшим синонимом убийства - наследие Каина лежит на мне проклятием имени. Но в отличии от старшего брата ненависть отца смешивалась с бесконечной любовью - ведь во мне оставалась частица матери, и в итоге любовь победила ненависть. Как раз тогда, когда демоны поглотили мой разум, превратив беспечные детские сны в один сплошной кошмар...

Дядя Бартоломью категорически отказывался завести ребенка. С одной стороны он опасался ответственности, предпочитая праздную жизнь семейной. С другой стороны из его уст неоднократно звучали слова о возможности проклятия, наложенного на род Морте. За всю историю нашей семьи ни разу не рождались девочки, и послеродовая смерть женщин буквально преследовала семью, оставляя нас сиротами. И пускай Анетта всего лишь сводная сестра моего отца, унаследовавшая от рода Морте только печально знаменитую фамилию, этого оказалось достаточно, чтобы породить суеверный страх у Бартоломью. И Анетта отдавала свою ласку и заботу мне, не имея возможности иметь собственного ребенка. Ей было наплевать на мнимое проклятие, но Бартоломью оставался непреклонен.

Но ни смертность наших матерей, ни наследие моего душебольного прадеда Бейна не шли ни в какое сравнение с тем, чем являлся я. Братья чурались своего угрюмого, пронзенного печалью брата, лишь изредка обмолвясь словом во время ужина, и то только потому, что этого требовал этикет. Велес готовился поступить на службу в имперский легион, и его мысли были заняты будущими подвигами и радостями армейской службы. Корт прожигал свою жизнь в бесконечных пьянках, ставший весьма известным в свои двадцать с небольшим лет завсегдатаем квартала утех. Отец избегал прямого общения, впрочем, он избегал всех - Велеса за то, что тот рвался в легионеры, а не ступал по стопам отца, Корт являл собой сплошное разочарование. Третий же сын, самый младший из всех, очень скоро окажется в башне Весельчака, разрушив все надежды великого архитектора передать свое искусство по наследству потомку. И отец топил свою печаль в бесконечной работе, от рассвета до заката корпя над чертежами и совещаясь с другими архитекторами. Они же не разделяли его трудолюбия, считая, что отец хочет их унизить, сбросить со счетов и остаться единоличным главой всего сообщества. Особенно дядя Бартоломью, который открыто презирал меня и моих братьев, и общался с отцом только в корыстных целях. Но я любил, когда Бартоломью приходил к нам на ужин, лживо улыбаясь и выражая фальшивое почтение. Ведь когда приходил дядя, вместе с ним приходила Анетта, и остальное было неважным. Мы уходили от остальных, гуляя по саду, и Анетта пела свои песни, чистые и прекрасные, приносящие покой...

Но этого было недостаточно. Ни забота и любовь тетушки, ни священник, что приходил каждый день и молился за мою душу по просьбе отца, ни целители, пичкавшие своими вонючими снадобьями  - никто и ничто не могли мне помочь. Вновь и вновь я погружался в сон и оказывался по ту сторону преисподней, посреди мертвой пустыни, окруженный со всех сторон демонами, что ради забавы устраивали бег наперегонки, растягивая удовольствие от охоты. Я бежал по мертвой земле, падал лицом в лужи, в которых вместо воды плескалась свежая кровь. Черный песок дымился при прикосновении, неся вокруг запах тления и гнили. Я поднимался с земли и продолжал бежать, ничего не осознавая от ужаса, застилавшего все мое существование, но тщетно, и темный демон настигал свою жертву. Боль от разрываемой плоти пронзала насквозь, я чувствовал, что умираю, и сердце останавливалось, исчезая в глубинах бездонной глотки очередного демона...

Вам доводилось видеть ночные кошмары? Хоть раз в жизни, но вы просыпались состоянии панического страха, обливаясь ледяным потом, с ужасом озираясь по сторонам. В глубине души вы осознаете, что это всего лишь сон, но разум бессилен перед необъяснимым чувством страха, держащего в оцепенении, воображение заставляет видеть опасность в окружающей обстановке, придавая любой тени самые зловещие очертания, и вы прячетесь под одеялом, ища защиты в темноте...

Мы редко помним наши сны, так устроен наш разум, выдавая сновидения лишь в некоторых случаях. Представьте себе, что вы бы помнили каждое мгновение всех пережитых кошмаров, пропуская их через себя ежедневно. Добавьте нескончаемую боль смерти, ощущаемую как реальная, оставляющая в памяти неизгладимый след, и вы получите лишь малую часть того, что терзало меня с рождения. Выносить это было невозможным, и я видел лишь один выход из круга бесконечных мучений. Всем будет лучше, если меня вдруг не станет, никто не вспомнит жалкого умалишенного мальчишку, разве что Анетта прольет немного слез. Прости меня за это, любимая тетушка, прости отец, но больше я не могу. Я хочу умереть, жизнь превратилась в сплошной кошмар, кровать - в орудие пыток, страх держит меня в рабстве, и это единственный способ сбежать. Простите, Велес и Корт, за то, что не смог быть братом, которым вы могли бы гордиться. Лишь тебя, дядя Бартоломью, я не прошу простить меня, будь проклят ты за всю злобу и презрение. Прощайте, встретимся в аду...

 Я положил записку отцу под подушку и вышел в город. Как много возможностей умереть - броситься под повозку, что несется по мостовой, проткнуть себя кинжалом, утопиться в городском фонтане... Я представил себе Анетту, склоняющуюся над обезображенным трупом, рыдающую от горя... Нет, такого нельзя допустить. Остается только один путь - исчезнуть в пучине, сбросившись со скалы, ибо по Элизиуму предостаточно обрывов и ущелий. Я долго бродил по городу, ища подходящее место, когда зазвонил колокол. Одна из вещей в этой жизни, приносящая не меньше страданий, чем ожидание очередной ночной пытки. Звон пронизывал все тело, сгибая пополам, вызывая дикую боль в глубинах мозга. Каждый удар колокола был подобен удару молота прямо по голове. Умереть здесь - значит даже в смерти не обрести покоя. Только не рядом с церковью и ее колоколами. Но где тогда? Купола отблескивали золотом по всему городу, и даже в квартале утех были свои часовни. Лишь на востоке, на том краю долины, за ущельем нет церквей. Кладбище, и за ним отвесная скала, на которой стоит башня Весельчака. Дядя Бартоломью был прав - это место скоро станет моим домом. Но не башня, а острые скалы внизу. Я медленно переходил висячий мост через ущелье между кладбищем и скалой, где стоит Весельчак, и любовался последним закатом в своей короткой, но наполненной страданиями жизни, и первый закат, не призывающий пройти в царство сна в когти демонам и адским псам. Какая ирония, ведь именно здесь, на этом мосту покончил с жизнью мой прадед, Бейн Морте, оставив о себе лишь память. Никто не понимал мотивов его поступка, никто, кроме меня. Прощай, мир, я покидаю твои просторы навеки...

Я остановился посередине моста, рассматривая высохший от времени железный обод венка, приколоченного прямо к доскам под ногами. Листья и цветы давно сгнили, оставив ржавый прут болтаться по ветру. Жестокость судьбы или случайность – кто-то пометил это место, откуда Бейн Морте сделал последний шаг в своей жизни. Его тело так и не нашли, оставив на дне бездонного ущелья, ставшего для него могилой. И я, стоящий на краю моста, решивший покончить со своими мучениями, скоро присоединюсь к нему в забвении. Наверно это последняя шутка небес, даже в такой момент бог насмехается надо мной...

 «Отбросить все сомненья и шагнуть навстречу ветру, взлететь на миг, исчезнув в бездне! Прощайте демоны, вы долго истязали душу, и теперь, когда я разобьюсь об скалы, разобьются и оковы, в рабстве страха что держали разум. Смерть – приветствую тебя, иду в твои объятья, оставил позади я страх перед тобой, так подари же мне сладостный покой!»

 Я шагнул в пропасть...

Написано: Ноябрь 2008