Наутро я проснулся и понял, что мне нужна цель. Я всегда жил бессмысленно, плыл по течению, не зная, каким будет следующий день. Я просто проживал его, словно переворачивал страницу книги, текст которой не имел для меня никакого значения. Что-то изменилось во мне, мое внутреннее «я» пыталось заставить меня плыть против течения, я должен был взять свою судьбу в свои руки. Цель где-то рядом, она спрятана под самым сердцем, и старушка показала мне дверь моей темницы, в которой я жил, осталось только найти нужный ключ.  Я подошел к старухе, чтобы попрощаться, но она была мертва. Ее смерть была естественной, она словно ждала кого-нибудь похожего на меня, случайного путника, чтобы излить ему душу, исповедоваться и спокойно уйти в мир покоя, и я был для нее кем-то вроде отца-настоятеля, исповедующего и всепрощающего. В руках у старухи лежали две монетки, она знала, что умирает, и приготовила их заранее. Старое поверье, но тем не менее весьма распространенное, согласно которому покойнику нужно положить два медяка на глаза. Я так и сделал. Покойся с миром, добрая старушка, плыви по реке мертвых к вечному покою, наверно ты была первая, кого мне было жалко, и наверно последней…

Я покинул деревню не сразу. Я вышел на улицу и постучался в дверь соседнего дома. Никто не ответил мне, и я пошел дальше по улице, стремясь найти хоть одну не покинутую хозяевами  хижину. Наконец почти на другом конце улицы ко мне на встречу вышел старик. Он выглядел почти также, как умершая старуха, если не хуже. Его руки тряслись в старческом бессилии, его ноги с трудом удерживали его от того, чтобы не рухнуть в сию же секунду. Он был весьма грубым, и было заметно, что с головой у него уже давно не все в порядке. Я оставил его и принялся искать хоть кого-то, кто был бы не настолько стар и немощен. Но как оказалось, усилия мои были тщетны, и те люди, что мне удалось найти в той злополучной деревушке, были как один старыми, дряхлыми, и как бы ни странно это звучало, после старушки я не нашел ни одного, кто был бы в здравом уме, более того – все, кто мне попадался, словно жили  где-то в ином мире, стоя одной ногой в могиле, своим разумом они уже были там. Удивительно, каким образом я попал прошлым вечером именно к той старушке, что наверно была единственной, кто не спятил окончательно от отчаяния и горя.

Обойдя всю деревню, а вернее то, что от нее осталось, я понял, что старуху то хоронить некому. Я не придумал ничего лучше, чем просто сжечь ее вместе с хижиной, деревянные доски которой стали погребальным костром. На удивление прогнившая древесина (а следовательно и сырая) загорелась словно по волшебству, жадно выдыхая языки пламени, стараясь сжечь все вокруг. Я проследил, чтобы пламя не перекинулось на другие дома. Не поймите меня неправильно, я не стал хоронить старушку вовсе не из лени или отвращения к мертвому телу. В моем родном злополучном Элизиуме обычай хоронить таким образом особо не приветствовался, и лишь переселившиеся из дальних краев закапывали своих соплеменников. Коренные горожане всегда устраивали погребальный костер, справедливо считая, что труп в земле гниет и разносит смертный яд вокруг, отравляя место своего захоронения. Кроме того такой обычай сжигать тела бытовал с древности, и имел в себе религиозные основы. Я же придерживался мнения, что гораздо лучше быть сожженным на костре, после чего твой прах развеют по ветру, нежели лежать в сырой земле, поедаемый червями.

Затушив остатки костра, я решил покинуть эту деревню как можно скорее. Дух запустения, вымирания и бесконечного горя витал в воздухе, пропитывая своей сущностью все вокруг, вызывая уныние и тоску. Я шел вперед, не оглядываясь на обреченную деревню, как когда-то уходил из великого города, оставляя за спиной это проклятое место. Я шел вперед, отбрасывая мрачные мысли, разрываемый противоречивыми чувствами. Мне нужна цель, смысл, но я не вижу дороги перед собой…