Но видения жили в моей памяти и напоминали о грядущей буре. И вскоре черная ворона из моих видений нанесла свой первый удар – один из охранников, что был приставлен к гробнице, скончался от неизвестной болезни. Отец пытался оградить меня от подробностей, боясь за мой разум, но это было бесполезно. Когда охранник умер, я первый узнал об этом, видение его смерти вновь всплыло перед моими глазами, но оно было не таким размытым и мутным, каким оно представало совсем недавно, оно было слишком ярким и четким, исчезли лишние детали, символы и знаки преследовавших меня монстров. Это был сон наяву, простой, прямолинейный, безо всяких прикрас и таинственных намеков, в точности повторяющий реальность. Мой отец сперва был удивлен, услышав от меня то, что я не мог знать в принципе. Удивление сменилось ужасом на его лице, сомнения покинули его, показав только один выход для спасения - нужно бежать, оставить город на время или навсегда, переждать бурю или скрыться от нее. Но он не успел. Никто не успел. Кошмар начал сбываться…
Смерть пришла на улицы Элизиума. Неизвестная болезнь косила всех налево и направо, не щадя никого. Патриции, жрецы, простолюдины, рабы – все были жертвами беспощадного мора, и спасения не было. Капитул объявил карантин, чтобы чума не вырвалась за пределы обреченного города. Был издан указ, согласно которому любого, кто попытается покинуть город, надлежало немедленно распять. Из Альтаира – столицы империи – прибыло четыре когорты легионеров, окруживших Элизиум кольцом и любой, кто приближался к окружению, расстреливался из арбалетов без всяких разбирательств. Это были жестокие меры, но они был действительно необходимы. От мора не было спасения, не помогали ни молитвы, ни все знания целителей вкупе с народными знахарями, вещуньями и даже алхимиками. Пробовали все – обреченные на смерть люди глотали самые невообразимые зелья, молились всем известным богам, духам и демонам, совершали обряды, но ничего не помогало. Болезнь шла по городу и собирала обильную жатву…
Люди на улицах говорили о наказании, что принесла нам невероятная находка, болезнь – это кара за то, что люди потревожили покой древних и выпустили на волю их проклятие. Но я чувствовал, что гробница была лишь орудием в руках, и корень зла был вовсе не в ней. Как кинжал, которым убивают, не является источником смерти, смерть несет человек, наносящий удар. Несомненно, от гробницы шла темная аура и проклятье, наложенное на нее, несло в себе первозданное зло в чистом виде. Но кроме нее во всем было замешано нечто иное, но что именно, я не знал. И самое странное было то, что гробница оставалась нетронутой…
Прошел месяц с того момента, как умер первый, сраженный неведомый болезнью. Треть города уже вымерла, на улицах повсюду валялись трупы, запах гниения проникал в дома, упадок и уныние накрыли город в точности как крылья черной вороны из моих снов, неся за собой лишь пустоту и отчаяние. Исчезли торговцы с некогда шумных рынков, закрылись таверны, опустели амфитеатры, храмы запечатывались один за другим. Повсюду в городе вспыхивали бунты, рабы убивали своих хозяев, чувствуя, что никто тем не придет на помощь. Но они не успевали порадоваться своей свободе и отправлялись вслед за своими господами в реку мертвых. Те, кто еще не заболел, пытались спастись в своих домах, но там их достигали не длинные щупальца смертельного мора, а ножи и кинжалы грабителей и разбойников, коих стало бесчисленное множество за это время. Анархия царила в городе, последние когорты законной власти были уничтожены болезнью, а те, кто уцелел, умирали под ударами восставшей черни, под натиском обезумевшей толпы, искавшей уже не спасения, в которое никто не верил, они жаждали крови тех, кого обвиняли во всех своих бедах. Пожары вспыхивали по всему городу тут и там, горели дома знати, горели храмы вместе с запертыми в них жрецами. Люди потеряли веру, Боги покинули их, бросили умирать в страшных муках, так пусть очистит огонь всех, кто служит предателям. Элизиум медленно умирал, содрогаясь в муках.
Но были и те, кто буквально пировал во время чумы. Мародеры были не единственными, кому всеобщий хаос был на руку. Таков закон человеческого бытия, который негласно гласит – «Там, где всем плохо, всегда найдутся те, кому хорошо.» Но золото и драгоценности потеряли всякую цену, ведь деньги мертвецам ни к чему. Истинным богатством стал опиум – зелье, отравляющее душу, но приносящее наслаждение, дающее возможность забыться на время, уйти от проблем, и что особенно важно, опиум позволял заболевшему умереть без мук. Запретное вещество всплыло ниоткуда, появилось в руках странных людей, они заламывали неимоверную цену за него, обреченные отдавали им все – золото, свои дома, все свое имущество, себя самих. И торговцы сладкими грезами с охотой отдавали жаждущим спасительные пузырьки с опиумом. За него обреченные шли на все – они убивали, грабили, превращались в рабов. Их хозяевами и Богами стали торговцы опиумом.
Изредка ко мне возвращались мои видения, но с каждым разом они были все более четкими, более насыщенными, красочными, лишенными всякой туманности и скрытых намеков – как будто смотришь в старую подзорную трубу с новыми стеклами. Но чем больше умирало людей на улицах – тем мои видения становились все реже и реже, порой казалось что отчаяние и смерть превратились в лекарство, и только превратив свое сердце в осколок льда, я смогу избавится от своего проклятия. Ирония судьбы – я все сознательное детство завидовал окружающим – они могли спать и наслаждаться сном, и теперь, когда наконец я стал таким же – сна лишились они, словно мы поменялись местами. Отец и братья не знали покоя, они видели происходящее вокруг, люди умирали один за другим, выжившие превращались в зверей, и доканчивали работу, начатую ужасным мором, мои кошмары стали их реальностью. Они пытались оградить меня – самого младшего и слабого, они скрывали то, что происходило вокруг, но я видел все, видел настолько четко, во всех деталях и подробностях, что все их попытки были тщетными. Я видел страх в их глазах, они боялись неизбежности, страшной участи, грозившей всем, крови на руках, всего, творящегося вокруг. Но они не понимали главного – мне уже все равно, и меня не заботит судьба окружающего мира, мне плевать на муки других, ведь это их муки – не мои… И пугало только одно – осознание того, что беда коснется и моих близких, не просто коснется, я знал, что одиночество уже постучалось в мои двери, смерть занесла свою косу над отцом и братьями, и мое сердце сжималось от горя. Я боялся остаться один, боялся будущего, неизвестности.
Я пытался найти того целителя, что подарил мне сны, лишенные тьмы. Старый величественный храм горел, предавая забвению древние знания, и вместе с ним сгорали мои надежды получить ответы. На пепелище я нашел обгоревшую бронзовую обложку – ту самую, которая была когда то обложкой толкователя снов. Рядом с ней на каменном полу, под слоем пепла оставались следы пентаграммы, стоя посреди которой я получил свое очищение. Сквозняк носил пепел по каменному строению, и я знал, что среди груды золы и пепла, которым пропитан воздух, находятся останки того, кого я не успел поблагодарить. Ты один из немногих, кого мне действительно жалко, а те, кто сжег тебя, их ждет участь намного страшнее твоей, покойся с миром, целитель…
Я шел по улицам Элизиума, и видел гибель некогда прекрасного города. Мои кошмары воплощались в жизнь. Вокруг царил хаос, трупы стали такой же частью улиц, как и уличные фонари, померкли краски, утихла городская жизнь. Траур был повсюду. Но шло время, и смертоносное шествие болезни стало замедляться. Выжившие в этом ужасе заболевали все реже и реже, и наконец наступил момент, когда мор перестал быть главной причиной смерти в городе, уступив место кровавым разборкам и резне, смута поглотила город. Мелкие грабежи и разбои превратились в кровавые погромы, появлялись и крепли сборища головорезов и мародеров всех мастей, они выясняли отношение друг с другом, превратив улицы города в места сражений и жестоких баталии. В одной из таких разборок погибли мои братья, пытаясь отбиться от ворвавшихся в наше поместье грабителей. Они бились до последнего, но не выдержали натиска озверевших от безысходности людей. В след за ними был убит мой отец, удар ножа положил конец его жизни. Я почувствовал их смерть в ту же секунду, но ничего не мог поделать. Знать, что это произойдет, что их время пришло, видеть их смерть сотни раз не обозначает смириться с этим. Я бежал по улицам проклятого города, горе и ненависть занимали мой разум, отчаяние вело меня вперед. Я убегал от себя, прыгал в бездонную пропасть отчаяния, мой мир исчез окончательно и бесповоротно, мой дом сгорает вместе с моими близкими, и впереди меня ждет лишь пустота и забвение...
Сколько времени длилось мое беспамятство, я не помню. Я впадал в истерику, запирался в себе, часами смотрел в одну точку, я бился головой о стены, я не видел смены дня и ночи, не чувствовал ночного холода, мне было все равно. Когда хотелось пить, я припадал к первой попавшейся луже, словно бродячий пес, не осознавая что делаю. Когда голод сводил внутренности судорогой – я ел, но то, что служило мне пищей, заставило бы ужаснуться видавших всякое бродяг и бездомных, я действовал инстинктивно и жил внутренним миром, пытаясь закрыться от всего и спрятаться под одеялом от монстра из теней по имени реальность. Сон смешался с явью, превратившись в один сплошной кошмар, к которым я так привык с самого своего рождения. Время летело, но казалось, что проходила вечность, которая уносит тебя в потусторонний мир, оставляя на земле лишь оболочку, эта вечность живет в голове, заменяя чувства, инстинкты, волю и разум, и ты несешься по времени словно камень, летящий в пропасть забытья…
Порой я словно просыпался после глубокого сна и оглядывался вокруг, но видел лишь запустение и смерть, на улицах все еще царила ее величество чума, врываясь в дома без стука и спроса, неся погибель всему живому. Крысы превратились в солдат незримой армии, неся на своем теле оружие страшнее мечей и молотов, болезнь подобно пожару разгоралась на обреченных улицах, оставляя за собой горы зловонных трупов. Лишь местами встречались немногие выжившие посреди этого кошмара, забившиеся в опустевших домах, смотрящие на мир глазами отчаяния и ужаса, или сбивающиеся в стаи подобно диким зверям и довершающие незаконченное чумой дело. Я бродил по темным улицам без надежды, живот стягивала жажда и голод, страх и отчаяние побеждали, бросая в оцепенение и порождая отрешенность и безумие. Жизнь пролетала где-то вдали, оставляя лишь пустую оболочку на земле, что продолжала свое жалкое существование, не понимая что происходит вокруг…
|
