Прежде, чем я продолжу свою историю, я немного отвлекусь и кратко расскажу о нашей религии, поскольку она важна для дальнейшего повествования. Я не буду углубляться в детали, и опишу все в общих словах. Как и должно быть, в мире существует множество религий, и люди в разных местах поклоняются своим богам и духам. У одних народов бытует вера в природные силы, у других в силу предков, третьи поклоняются Богам войны. Захватчики навязывают свою веру побежденным, сильные распространяют свою религию на слабых. Такой силой стала Альтаирская империя, охватившая за короткое время почти треть известных людям земель. Сотни племен, десятки городов, княжеств, тысячи деревень оказались под властью могущественного захватчика, объединившего всех в единую империю. Как и положено победителю, его Боги должны были стать Богами всего мира. Но удержать власть гораздо сложнее, чем ее получить, и середина второй эпохи прошла под знаменем религиозных войн и восстаний, люди не хотели принимать чуждую им веру, многие были готовы умереть за своих Богов. И тогда в Альтаире был написан священный трактат, введение которого остановило бессмысленное кровопролитие, трактат, объединивший всех, и ставший самым великим из достижений непобедимой Альтаирской империи. Deus Exordium – Божественный трактат - был составлен Фомой Блаженным, и кратко его суть заключалась в следующем – все Боги и духи, в которых верят люди, есть ни что иное, как часть одного целого, как одно из тысячи отражений единого божества. Пусть одни верят в Одина – бога громовержца, другие в Аполлона, третьи в богиню мать-землю – все они являются частью одной сущности. Все верования были более или менее учтены в трактате, и многочисленные божества были условно разбиты на несколько групп – называемых пантеонами. Проще говоря, их объединили по общим признакам – так появились пантеоны огня, воды, воздуха, земли и еще несколько других. Трактат устанавливал жесткую иерархию, обозначал значимость тех или иных Богов. Были определены постулаты, общие для всех, ставшие нерушимым законом, заповеди и аксиомы, не подвергаемые сомнению. Один из главных постулатов гласил – «Вера в любого бога есть вера в единое сущее, и молитва доходит до великого начала, не смотря на того, кому молится верующий». Свобода веры, обоснованная в трактате, устроила всех. Кроме того, трактат объяснял все нестыковки религий, объединял их под общей идеей, был своеобразной связующей, верховной религией.
Конечно, не все религии были учтены, некоторые специально не рассматривались. Вера в жестоких богов, требующих кровавых жертвоприношений, например в Молоха, которому приносили в жертву младенцев. Эти религии были объявлены ересью, и их последователи подверглись гонениям. Но таких было меньшинство, а теперь, пожалуй, не осталось никого. Изредка встречаются фанатики той или иной забытой веры, иногда появляются таинственные секты, но с каждым годом их все меньше и меньше. Наибольшее распространение получила религия в единого Бога, что в целом соответствовало общей идее божественного трактата. В разных местах его называли по разному – в монастыре, куда я попал, молились Богу, не имеющему определенного имени, называемому просто Всевышним. Ему противопоставлялся Дьявол – повелитель зла, командующий легионами демонов, сидящий на троне преисподней, называемой Тартаром.
Каждый день в монастыре начинался с молитв. Звон утреннего колокола звучал с точностью до секунды, и монахи спешили во внутренний двор, где стоя на коленях, они хором молились и заставляли молится меня. Скажу сразу, я не разделял верований монахов в Всевышнего. В Элизиуме господствовала другая религия, согласно которой миром правит великая шестерка, и мои родные придерживались ее взглядов, хотя нашу семью нельзя было назвать истинно верующими. Я же, с рождения терзаемый демонами моих кошмаров, вообще не признавал никаких богов, отчасти считая их виновными в моем безумии. И в монастыре мне приходилось притворяться верующим, дабы избежать наказания. А наказывали монахи довольно жестоко – порка была далеко не самым страшным из них. Стояние на коленях в течение нескольких часов было любимым наказанием отца-настоятеля, считавшего, что таким образом в людях воспитывается терпимость и покорность. И мне приходилось играть по их правилам.
Но хуже всего в монастыре была не серость жизни, и не бесконечные молитвы, и даже не работа по хозяйству, хотя вкалывать приходилось не покладая рук. Колокольный звон просто сводил меня с ума, вызывая сильнейшую головную боль. Каждый удар в колокол был для меня равносильным удару в голову, сотрясающему внутренности черепа. Трижды в день звонил колокол, и трижды в день я мучился, я готов был лезть на стенку, я прятал голову под подушку, я пытался затыкать уши - лишь бы не слышать этого ужасного звона. Казалось, что мир раздваивается, расплываясь в глазах, становится жарко и холодно одновременно, меня тошнило, я терял равновесие, и порой возникало желание бежать с монастыря куда подальше, я готов был вернуться в дебри Двуликого леса, сбежать от этого сводящего с ума колокольного звона.
Сейчас я уже мало помню свою жизнь в монастыре. Шесть лет я прожил в нем, ведя в общем то скучное безрадостное существование. Единственным развлечением стало чтение – благо что монастырская библиотека была богата книгами. Научится читать было не сложным делом, и уже через месяц пребывания в монастыре я открыл для себя мир книг, зачитываясь книгами по истории, науке, не брезговал даже религиозными трактатами, читая про разных святых. Однажды мне попалась книга про пиратов, что свирепствуют в западных морях в районе волчьего архипелага. Я зачитывался историями про Кровавого Моргана, история его злодеяний стала для меня любимой книгой. Дух свободы, лихой нрав, безмятежность, беспощадность к врагам и пиратское благородство было близким мне, жизнь джентльменов удачи была полной противоположностью жалкому существованию монахов Всевышнего, яркая, увлекательная, полная романтики в противовес серости, окружающей монастырь повсюду – стены, пол, одежда, внешность, быт, я мечтал сбежать с монастыря и стать бравым пиратом, я мечтал о корабле, сабле на поясе, о попугае – матершиннике, сидящем на плече, я представлял себя с подзорной трубой, всматривающегося в горизонт в поисках добычи. Я не задумывался о том, что пираты прежде всего разбойники и убийцы, я видел в них то, чего так мне не хватало, а остальное было для меня неважным…
Откуда взялась в монашеской библиотеке книга про пиратов, я не знал. Это была единственная книга такого рода, не наполненная сухими фактами и религиозным бредом. Скорее всего ее оставил какой-нибудь купец, что иногда останавливаются в монастыре на ночь. Но она предопределила мое будущее, не позволив остаться в монастыре навсегда. Пиратская книга подарила мне смутную цель, тягу к приключениям, став одним из немного, что вернуло мне частицу потерянного детства – книга подарила мне новые сны, светлые, лишенные демонов, видения дальних морей и диковинных островов, я видел себя, плывущего по волнам под флагом, украшенным веселым Роджером, морской бриз наполнял паруса и нес меня за горизонт…
Но колокольный звон каждое утро вырывал меня из ночных грез, раскалывая голову пополам и наполняя ее непереносимой болью. Я никому не говорил об моих мучениях, так как знал, что их воспримут неправильно, ведь звон колокола считался священным, и только порождения зла не переносили его, и скажи я о своем недуге, меня бы восприняли как помеченного Дьяволом. Я вспоминал старого целителя душ из моего родного города, и его слова о печати Вельзевула, и мне становилось не по себе. Порой я думал о том, что идея одержимости не лишена смысла, я вчитывался в многочисленные труды теологов и философов, составляющие основу библиотеки, но натыкался лишь на смутные намеки и туманные определения одержимости. По правде говоря кроме упоминания случаев, когда Дьявол владел тем или иным человеком, да и то вскользь, я не нашел. Тем более в книгах не упоминался Вельзевул, лишь в одной, самой старой и ветхой книге я наткнулся на несколько строк, говорящих о древнем Боге Баал-Зебубе, что сидит под Древом смерти и звонит в колокола семи смертных грехов, и имя его переводится как «Повелитель мух». Упоминание колоколов было весьма некстати, будя во мне нездоровый интерес к демону, но ничего, проливающего истину на мой недуг, в книгах не было. Все, что я нашел, было наказание за неугодные Богу дела…
|
